Совсем коротко: директор Института Сердца, доктор медицинских наук, профессор, выдающийся кардиохирург.

Еще короче будет так: гениальный киевский хирург, живая легенда.

Почти 30 лет работы, шесть операций ежедневно, 713 операций в год. Чуть больше 15-ти лет назад Борис Тодуров провел первую в Украине пересадку сердца; в этом году  вместе с немецкими коллегами – первую в стране операцию по пересадке искусственного сердца, пациент с “новым” сердцем уже выезжает на прогулку.

Расскажите о том, как вы стали тем, кем стали, и о своих учителях.

Кардиохирургом я стал абсолютно случайно. В студенческие годы я мечтал быть урологом. И с третьего курса ходил, ассистировал на урологические операции. Ходил в экспериментальный отдел института урологии (оперировали собак), много времени посвятил этому. В 1987-м, в год распределения, сняли директора института урологии, куда я должен был устроиться на работу, все мои предварительные договоренности о работе в один момент исчезли. Абсолютно случайно я попал в институт Амосова, в надежде поработать там год, и вернуться к своей любимой урологии. Через два месяца понял, что детская кардиохирургия не менее захватывающая, не менее интересная, влюбился в нее, и уже никуда не хотел уходить.

В детском отделении кардиохирургии института Амосова я проработал 13 лет, оперировал только детей. Мне посчастливилось работать с Николаем Михайловичем Амосовым два года, до его ухода, я видел, как он руководил клиникой.

В 2000 году организовали Институт хирургии и трансплантологии, к этому времени я уже побывал в Германии, учился у профессора Керфера. Райнер Керфер – это мой второй учитель. В маленьком городе Бад-Ойенхаузен он организовал лучшую в то время, на мой взгляд, европейскую кардиохирургическую клинику, где делалось 150 пересадок в год, где ставились механические сердца, были собраны все технические новшества. Я провел в этой клинике три месяца на стажировке, приехал с совсем другой головой, с другим представлением о том, какой должна быть кардиохирургия.

После моего возвращения мы с коллегами сделали шесть пересадок сердца на свиньях, и в 2000 году с несколькими сотрудниками перешли в институт трансплантологии, и уже через год мы маленькой молодой бригадой провели первую операцию по пересадке сердца в институте имени Шалимова.

Вдохновителем, учителем, который изменил мое представление о кардиохирургии, был Райнер Керфер. Я ему благодарен, я живу по его рабочим, профессиональным стандартам. Эту клинику (Институт Сердца) мы строили по немецким стандартам, практически все ведущие специалисты у нас стажируются в Германии, последние операции, – пересадка механического сердца – это немецкое сердце и немецкие методики.

Мы исповедуем европейские (немецкие) стандарты кардиохирургии. И наша клиника – это маленькая копия Herzzentrum, Немецкого кардиологического центра в Мюнхене.

Детская хирургия и трансплантология – это то, чем вы сейчас занимаетесь?

Я начинал как детский хирург, до сих пор с удовольствием оперирую детей. С 2000 года начал оперировать взрослых, и процент «взрослых» операций конечно, сейчас выше. За прошлый год я лично сделал 713 операций на открытом сердце, это много, это от трех до шести операций в день. Сегодня я сделал пять операций, через час  (смотрим на часы: около пяти вечера) пойду на шестую.

Как, из кого получаются великие хирурги?

Ну, про великих я не знаю, а обычные складываются из большого желания быть хирургом, и готовности посвятить этому свою жизнь, это образ жизни, конечно. Хирург должен быть достаточно высоко образован: если говорить о кардиохирургии, это знание физики, и химии, и биохимии, это и металловедение, и сопротивление материалов, и гидродинамика, – много, много чего нужно держать в голове такого, что необходимо в работе. Мы имеем дело с высокими потоками крови, с аппаратом искусственного кровообращения, искусственной вентиляции легких. Много техники используется в операционной, и кардиохирург должен понимать принцип работы каждого аппарата. У тех, кто становится действительно большими хирургами, круг знаний широк.

Николай Михайлович Амосов кроме мединститута закончил индустриальный институт и отлично разбирался в технике, его дипломной работой был самолет, конструкция самолета. И когда он начинал проводить операции с искусственным кровообращением, он сел и начертил, а затем и создал по своим чертежам аппарат искусственного кровообращения. Потом клапан, потом еще что-то.

Все большие достижения сейчас находятся на стыке нескольких наук, и быть узким специалистом, зашоренным хирургом уже невозможно, тогда ты максимум будешь оперировать аппендицит.

Хирург должен быть амбициозным человеком со здоровыми профессиональными амбициями. Если у хирурга нет желания быть лучшим в своей области, он никогда не добьется высот. Это неплохо –  стремление к профессиональному совершенству. Все, достигшие чего-то серьезные хирурги – люди с весьма гипертрофированными амбициями.

С ваши кругом интересов все в порядке – АТО, программа эффективности энергосбережения больниц, выездные плановые операции, шесть операций в день в клинике, что вами движет?

Здоровые профессиональные амбиции. Это выходит за рамки чистой кардиохирургии, можно оперировать и дома, не подвергать свою репутацию риску – а не ехать оперировать новорожденных, скажем, в Египет.  А вдруг что. Это некая экспансия, культурная, медицинская, научная. Это нормально, когда ты хочешь прославить свою страну, прославить свою профессию. Популяризировать то, чем ты занимаешься. Все хирурги обязаны этим заниматься. Ну и плюс мы же не вечны, и хирурги это хорошо знают, лучше быть может, других. Мы всегда думаем, что же оставим после себя? Мы оставляем после себя детей. Хочется, чтобы детям не было стыдно за нас. Говоря слово «дети», я имею в виду не только своих детей, но и своих учеников, свой коллектив. Я чувствую эту ответственность – я руковожу самым крупным кардиохирургическим центром страны. Десятки хирургов смотрят, как я работаю, от того, что они увидят, что они услышат зависит их хирургическое мировозрение, формируется целое поколение кардиохирургов, которые будут работать дальше. Звучит немного пафосно, но мы тоже не на пустом месте появились, мы впитывали традиции Амосова, это были хорошие традиции самоотдачи и служения своему делу.

Институт сердца – научный центр, занимаетесь научными исследованиями?

Да, конечно, в этом году создали кафедру «кардиохирургии, рентгенендоваскулярных и екстракорпоральных технологий» академии последипломного образования. Внедряем множество научных разработок отечественных и зарубежных ученых.

Ваш канал в ютьюбе это такой ликбез для сограждан, коротко можете резюмировать: как жить, чтобы не стать вашим пациентом как можно дольше?

Есть буквально несколько пунктов, которые надо соблюдать, чтобы быть здоровыми. Николай Михайлович Амосов говорил, что болезни лечат врачи, здоровье нужно создавать самим.

В своем блоге я говорю о том, что все, что придумало человечество в плане лечения людей, может лишь на 14% улучшить здоровье, остальные 86%  – это здоровый образ жизни. Правильное питание, правильный режим физических нагрузок, правильный сон (7-8 часов в день), плюс убрать из жизни курение и все факторы, которые могут повредить нашему здоровью. Если есть побочные болезни, которые могут ускорить сердечные заболевания (диабет, гормональные нарушения, артериальная гипертензия) их нужно активно лечить. Это пять-шесть пунктов, которые легко запомнить. Спорт, растительная пища, отсутствие курения, сон, – и 86% вашего здоровья будет сохранено. И вы будете жить долго и счастливо. Что значит долго и счастливо? Это значит, когда вам настанет 65, и вы выйдете на пенсию, устав как ломовая лошадь, у вас наступит время, которое называется счастливая старость. Старость это не худшая пора жизни, если человек здоров. Когда он может насладиться путешествиями, внуками, рыбалкой, общением. Быть здоровым стариком – здорово, так живет европейский мир. С детьми в свое время не удалось из-за работы пообщаться, можно компенсировать это с внуками.

Как вы научились смиряться с потерями?

Сейчас в моей статистике меньше одного процента летальности, я оперирую самых тяжелых, это очень низкая летальность.

Но я отвечу.  Я застал времена, 80-е годы, когда умирал каждый четвертый ребенок. Это была драматическая ситуация, каждый день нужно было выйти и произнести родителям: «ваша дочка умерла, ваш сын умер». Я вспоминаю это и думаю: как я это пережил? Это было ужасно, каждый день, выходишь, говоришь, слезы, крик.

Это стало большой редкостью сейчас, по всей клинике у нас результат меньше 2 процентов. Это все равно тяжело, но…не то чтобы я стал толстокожим, наоборот. Профессионал тем и отличается от непрофессионала, что не смотря на высокий уровень стресса: ты потерял пациента, тебя колотит, тебя просто трясет, но тебе нужно сделать сегодня еще пять операций, и ты входишь в операционную, переодеваешь костюм, надеваешь шапочку, маску, моешь руки, надеваешь перчатки и халат, все. И все, в тебе включается автомат, ты перестаешь воспринимать то, что было за порогом операционной, и полностью включаешься в ту операцию, которая происходит сейчас, все. Ты отключаешься от всего: домашних проблем, насморка, поноса, от того, что ты хочешь в туалет, болит спина или ноги устали и отекли. Ты смотришь в рану, и у тебя все проходит. В операционной проходит все. Когда у тебя температура, насморк, текут сопли, и они застывают коркой, ты не можешь почесать нос и высморкаться, они так и засыхают под маской, коркой, но ты должен закончить операцию так же, как если бы ты не болел.

In Kyiv